— Безобразие, — с возмущением пробормотал старший следователь Отдела по борьбе с коррупцией Андрис Упитис и отложил в сторону помятый от сильных чувств газетный листок. Огорчившая следователя статья бойко и весело описывала случай очередного вопиющего хищения государственных средств — на этот раз в городе Саулкрасты. Автор в пух и прах разбивал репутацию городского совета, одобрившего установку на улице Н. новой скамейки за двадцать тысяч евро.
— Что за скамейка такая? Золотая она, что ли? — воскликнул Андрис Упитис и в волнении подошёл к окну. За окном стоял сонный субботний летний полдень.
«Коррупция?» — с издёвкой спрашивала статья. «Коррупция?» — с негодованием вопрошало общество. «Коррупция!» — насупив тяжёлые брови, мрачно признавал старший следователь. Будний день или выходной — не в характере Андриса Упитиса было оставаться безучастным, когда такое творилось.
«Еду в Саулкрасты», — решил старший следователь и, погрозив коррупции увесистым кулаком, пошёл переодеваться. Во дворе перекрестилась увидевшая его в окне дворничиха.
Через час электричка «Латвийских железных дорог» несла Андриса Упитиса на север от столицы — в солнечный город Саулкрасты. Старший следователь смотрел на мелькавшие за окошком красноватые стволы балтийских сосен, пил квас и обильно потел. Сойдя на перрон, он первым делом направился в станционный буфет, чтобы во-первых — подкрепить силы, а во-вторых — немедля заняться оперативной работой. У Андриса Упитиса была своя собственная методика: «Нужно слиться с народом», — важно говорил он молодым следователям, загадочно поднимая палец вверх.
Буфетчик налил Андрису Упитису тёплого пива и заявил, что слышал о такой скамейке, но где она стоит — точно не знает, вроде бы недалеко от Рижской. Понял старший следователь, что дело предстоит нешуточное. До четырёх пополудни работал он в буфете, опрашивая всех входящих, после чего взял такси, чтобы самому отправиться на поиски скамейки. Вместе с Андрисом Упитисом на заднем сиденье оказался ещё один пассажир — сверх меры захмелевший местный пасечник, взявшийся показывать дорогу.
— Найдёёём, господин следователь, найдёёём, — хитро щуря пьяные глаза, повторял одно и то же пасечник.
— Никуда не уйдёт, — изо всех сил таращась по сторонам, соглашался Андрис Упитис. И оба были чрезвычайно довольны друг другом.
Сколько раз они останавливались и бросались вон из машины, будто бы завидев ту самую заветную скамейку! Но потом убеждались, что и скамейка не новая, а старая, почерневшая, да и заехали они куда-то, где она уж никак быть не может.
— Так дело дальше не пойдёт! — мрачно подвёл итог Андрис Упитис. — Не перевести ли нам поиски с объекта на субъект? Что вы думаете, господин пасечник?
Увидев, что пасечник совсем раскис и тупо смотрит перед собой, старший следователь принялся трясти его за плечо.
— Я говорю, — заорал Андрис Упитис пасечнику в ухо, — нет ли здесь какого заведения, где отдыхают местные высшие слои общества? Ресторан там приличный или кафе? Где коньяк подают хороший?
Пасечник, взбодрившись от тряски, снова хитро заулыбался — и они поехали в ресторан «Весёлый тюлень».
В «Тюлене» и вправду оказалось людно. Столики ломились от шашлыка и закусок, гости вовсю отплясывали на открытой веранде при свете разноцветных фонариков. Чтобы восстановить силы, сперва завернули в бар, после чего старший следователь, засучив рукава, взялся за дело.
— Мадам, — обратился он к обтянутой шёлком зыбкой фигуре на танцплощадке, — позвольте представиться: Андрис Упитис.
— Хи-хи, — донеслось в ответ.
— Мадам, как только я пересёк порог «Тюленя» и увидел вас, моя жизнь поделилась на «до» и «после», — решительно работая локтями и ногами в такт музыке, кричал старший следователь. — Вы пленили меня, истинно пленили.
— Ха-ха!
— Этот пол недостоин, чтобы вы касались его своими ножками, — старший следователь сделал попытку поцеловать мелькающее перед ним круглое лицо в щёчку, — эти стулья недостойны носить на себе ваш силуэт. Если и есть в этом городе достойный вас объект, то это — поставленная горсоветом новая скамейка для удовольствия отдыхающих. Ах, если бы мне сейчас увидеть господ из горсовета и пожать им руки!
До самого закрытия ресторана пробыл в нём старший следователь. То видели его за одним столиком, то за другим — говорящим, выслушивающим. Тонко работал Андрис Упитис — и, видать, докопался до правды, ибо во втором часу ночи, во время беседы с каким-то господином, старший следователь вдруг замахал руками, опрокидывая бутылки, и завопил:
— Взятку?! Мне?! Сколько?!
Еле успокоили следователя, отпоив шампанским.
На утро Андрис Упитис проснулся вместе с зарёй. Отряхнув со щеки сосновые иголки, вылез из дюн и, шатаясь, пошёл на станцию. В электричке старший следователь отчаянно силился вспомнить последние события прошлой ночи, но всё окутывал непроглядный густой туман. Скверно было на душе у старшего следователя, ещё дурнее — в желудке.
Сойдя на станции Земитаны, Андрис Упитис был встречен резкими криками рижских ворон. Лающие звуки сливались в одно колючее, ощетинившееся слово.
— Коррупция, коррупция, коррупция, — доносилось сверху.
— Уу, проклятая, — выругался старший следователь. — Ничего, не уйдёт, — и направился домой спать.