В восьмом часу утра в понедельник в центре Риги новенькая серебристая Toyota Prius остановилась перед пятиэтажным зданием с гипсовыми завитушками в стиле ар-нуво. В этом признанном ЮНЕСКО строении помещался офис компании «MСredit» — уважаемого учреждения по выдаче микрокредитов всем страждущим. Водительская дверь отворилась, и из салона показалась нога в серой брючине. Носок лакированной туфли осторожно пощупал асфальт в лужах. Через секунду, уже прочно утвердив ногу на бренной земле, на свет явился её обладатель — полноватый молодой человек с вьющимися светлыми волосами и лицом купидона в очках в золотой оправе — Антон Павлович Добронравов. Расставив руки в стороны, он просеменил до крыльца и, вздохнув, скрылся внутри дома, деликатно притворив за собой дверь. Облезлый чёрный кот, сидевший справа от входа, проводил его строгим взглядом жёлтых глаз.
— Маргарита Степановна, можно мне тоже кофе, пожалуйста? — сладко пропел Добронравов, проплывая мимо офисной кухни.
— Здравствуйте, Антон Пааалыч! — нескладным хором прокричали ему вслед студентки-практикантки.
Добронравов аккуратно уселся на скрипнувший под его весом кожаный стул и включил монитор. Открыв папку с текущими делами, он вывел на экран запрос, который уже вторые сутки лишал его душевного равновесия.
— Антон Павлович, неужели в этот раз?.. — с придыханием и испугом на большом лице спросила главная секретарь отделения Маргарита Степановна, поставив перед Добронравовым чашку ароматного кофе.
— Ой, не знаю, Маргарита Степановна, — потянул он носом, — всё может быть, такой случай… Отец-одиночка. Да, представляете? Мать-то её, того, удрала в Испанию.
— Ах! — схватилась за сердце Маргарита Степановна.
— Такова жизнь, — констатировал Добронравов и взялся за чашечку с кофе. — А девочке нужно образование, нужно лечение. У неё зрение слабое… А впрочем, это сейчас у всех детей так. Смартфоны, мониторы — сами понимаете.
— Да, да, — вздохнула Маргарита Степановна.
— И много-то не просит, — Добронравов покосился на экран, — всего-то каких три тысячи. А на эти деньги можно ребёнка приодеть, подлечить, на развивающие курсы определить. Да и ведь работает отец — пильщик на мебельном предприятии, зарплату исправно получает. Так ведь отдаст, наверное. Как вы думаете? — он посмотрел на Маргариту Степановну.
Маргарита Степановна моргнула, большая грудь её заволновалась.
— Отдаст! — выпалила она вдруг с такой решимостью, что у Добронравова поднялась левая бровь.
— А как задержат ему зарплату — что тогда? — спросил он строго.
Маргарита Степановна ничего не ответила, а только снова схватилась за сердце и приготовилась слушать дальше.
— Фирма-то так себе, если честно, — продолжал Добронравов, поглядывая в заметки, — дела идут ни шатко ни валко: сегодня заказы есть, завтра — нету. Проситель, положим, человек положительный: работящий, не пьющий — но ведь не от него же одного всё зависит. Попросили его на три рабочих дня перейти, на полставки, и вот — он уже не в состоянии выплачивать взносы. А девочка уже на курсах, уже к докторам записана. Казалось бы, теперь только гнуть дальше — и тут такое. Он хоть и не пьющий, а тут наверняка запьёт. Да и как не запить? А как запьёт — так на работе этого терпеть не станут. Нет, Маргарита Степановна, погонят его и с полставки. Так что же это будет тогда, я спрашиваю? Ввергли человека в отчаянное положение! А какой позор! Бедный ребёнок!.. Нет, — вконец распалившись, Добронравов ударил кулачком по столу, — нельзя давать ему кредита!
— Нельзя, — в полном согласии выдохнула Маргарита Степановна. Она с благоговением смотрела на Добронравова:
— Как же вы, Антон Павлович, умеете всё наперёд рассмотреть и наилучшим образом разрешить.
— А как иначе, Маргарита Степановна, когда о людском благе печёшься-то? — скромно ответил Добронравов. — Ведь такая ответственность — не до шуток.
— Ах… — от переизбытка эмоций только и смогла сказать Маргарита Степановна и ушла на кухню рассказывать практиканткам о пережитом. А Добронравов, вздохнув, нажал на кнопку «Отказать» и открыл следующее дело.
Из-за окна доносились гудки машин, шум моторов, но Добронравов ничего не слышал. С головой ушёл он в изучение очередных жизненных обстоятельств очередного просителя. Не жалея себя, работал Антон Павлович изо дня в день — ведь по-другому и нельзя, когда о людях думаешь.